«Настоящая Родина», Освальдо Эскобар Веладо

Вот она – моя Родина:
масса людей; миллионы
людей; целый рой людей
которые даже не знают
откуда семя взрастает
их жизней
невыносимо горьких.

Вот она, моя Родина:
Реки боли, текущие в блузах порванных
И горстка ворья,
Накидывающаяся
Средь бела дня
Пить кровь обездоленных.
Каждый управляющий компанией -
Наемный пират; каждый
Министр – демократ - демагог,
Речами играть так умеет,
Что простой народ
Вряд ли его разумеет.

Вчера я слышал, от одного из них,
экспертов по вопросам
экономики; что все идет
прекрасно; что валюта
обеспеченная золотом страны
нам освещает ночи Вашингтона
и что с кредитом нашим
все отлично; что баланс торговый
весьма благоприятен; что цена
на кофе непрерывно ввысь
взмывает, и что мы
народ счастливый, что живет, ликуя.


Так марширует и шагает ложь средь нас.
Рожденная бессовестных делами.
Все это мир иллюзий, где поют
Как канарейки чахоточные,
Горстка поэтов притворных,
Горстка поэтов придворных.


Не молчите, кричите, поэты фальшивые,
Скажите же правду, что нас осаждает,
Скажите, что мы народ голодающих.
Что еду, которой мы все лишены,
Вы лишь между собою делите
Да и ту - из объедков, что вам достаются
от пресыщенных власть имущих.


Скажите, что даже редьки
На бедняцких столах не бывает
Скажите, что каждый день
Сотни, обойденные вниманием врачей, умирают,
и бывает так, что женщины скидывают
тяжесть своего чрева
прямо посреди улицы.

Скажите, что это мы, такие
Народ полный скорби,
Народ неграмотный,
Голодающий, и все-таки сильный
Потому что иной народ спит сном могильным.
Скажите, что мы – народ исключительный
Что любит свободу без оглядки на голод,
в котором тает в агонии.


Я кричу, уверяю, нет, это мне не кажется :
Где бы я ни жил – одни горы.
Где бы я ни пел, один голод
Голод и терзанье, вместе с человеком жили.
Нищета, бичующая наши жизни
Так что даже самый хрупкий край души крошится.

И вот этот друг - он Родиной зовется
И это именно ей поется гимн,
И это о ней мы говорим,
как о самой нежной,
земле нашей сладкой и безутешной,
ради которой сердце до последней капли крови выжмем…


А всего в двух шагах западнее от моего дома -
Образ Спасителя, что на мир взгроможден
(ибо виден тем лучше, чем выше вознесен!)
И у прохладных ступеней его подножия
Жильцы других, роскошных кварталов
по вечерам, беспечно распевая,
идут занимать свои места в кинозалах


В тени фигуры "Спасителя мира"
Гримаса хищников в улыбке скалится.
Из огромных окон домов празднующих.
И ночь светла для них, тех, в Кадиллаках
Юную блондинку лапающих.


Но здесь оно, лицо Родины, искаженное болью
полуночи: я и они, мы здесь, порабощенные.
Мы, у которых ничего нет, кроме крика, всеобщего
невыносимого, громкого, чтобы испугать эти ночи


Здесь столы дощатые, стены сырые
Кромка бахромчатая печальных свечей;
Край рамки от портретов старых,
изъеденный; кувшин из глины
с глухою музыкой воды, комоды
где хранятся закладные 

и безнадежность в складках блуз
и скудный хлеб и новый понедельник
чей черен горизонт; течение
горьких дней; и выселение
что является без стука, мебель
которую на улицу выносят,
пока рыдают матери и дети.

И во всем этом, и едино со всем этим
Пылает, словно уголь мое сердце
Освещая задушенному миру
Опустошенное жилище тех, чья жизнь
В печах сгорает заводских.


Вот она, реальность
Вот она, Родина моя - четырнадцать вампиров
И миллионы тех, в чьем теле крови больше нет

Вот она, реальность

И я молчать не буду, пусть души мне это будет стоить!